«Я очень благодарна Богу за то, что живу, вижу солнце, что меня не колят толстыми иглами, как многих других в моем положении (я инв. 1 гр., мне 21 г.) Меня очень любят родители, брат и сестра. Но иногда нападает такая тоска. Ведь есть еще и другая любовь — между мужчиной и женщиной. Неужели я никогда не узнаю, что это такое?

Порой я думаю: а другие инвалиды, девушки и парни, которые в колясках, без рук, без ног… они тоже думают о любви, или я одна такая, глупая? Наверное, мне надо просто смириться. Когда у меня бывают приступы сердца, я думаю, зачем я мечтала о земном? А чуть-чуть отступит — и опять те же мысли…»

Это письмо, пришедшее к нам однажды от девушки Наташи из г. Ейска, почему-то очень взволновало нас. Множество чувств и вопросов всколыхнулось в сердце. Ведь, наверное, каждый из нас, каким бы он ни был, думал о любви и мечтал о любимом или любимой. Но сколько же трудностей возникает в связи с этим, и особенно для нас — во многом лишенных физической красоты и здоровья!.. Так как же нам быть, как преодолеть все это, как найти ответы на вечно волнующие вопросы? Может, пришло время нам вместе поговорить и об этом? Рассказать о том, как мы любили, как радовались и переживали, как встречали боль и преодолевали ее...

Рисунок Виктора Ильина

БУДЬТЕ

счастливы!

Уткнувшись взглядом себе под ноги, я шел по большому оживленному двору и, кажется, ничего не замечал вокруг. В правой руке грустно болталась сумка, в которой одиноко лежала небольшая резная шкатулка. Я делал ее почти целый месяц. Волнуясь и радуясь, я вкладывал в нее все свои силы и умения, предвкушая то счастливое мгновение, когда смогу подарить это ей. Сейчас я в пяти минутах от этого события. Только вместо радости я чувствую, как огромная и темная грусть все больше растворяется в моей груди, и вместе с ней какая-то неприятная тяжесть растет помимо моей воли... «Как она мне сказала: «Андрей, я не хочу, чтобы для тебя было неожиданностью, когда ты придешь... Я живу с человеком, который является моим мужем», — вновь прокрутил я слова, сказанные ею только что по телефону. «Какой смысл мне идти теперь к ней? Что я буду делать?» — засомневался я, ощущая большое желание возвратиться домой. — «Но мы уже договорились! Ах, да. Тогда я просто: приду, подарю и уйду!» — решил я, продолжая приближаться к назначенной встрече...

Вскоре подняв глаза, я увидел ее, стоящую у подъезда. Тихая, скромная и потому очень красивая, она терпеливо ожидала моего появления.

— Здравствуй! — сказала она, легко подбежав ко мне.

— Привет, — тихо ответил я, и наши руки сомкнулись в легком рукопожатии. Волна трепета и волнения охватила мое сердце, и в коленках появилась дрожь. Обмениваясь обычными фразами, мы не спеша вошли в подъезд и остановились у закрытых дверей лифта. Я заметил, что смотрю на нее с осторожностью и уже не могу, как раньше, любоваться ее красотой, словно кто-то запрещает мне это делать. Лифт забрал нас и послушно понес вверх. «Интересно, а кто он, ее избранник?» — неожиданно подумалось мне. — «Наверняка, он красивый, здоровый!» — само собой проговорилось у меня внутри, отчего я ощутил резкую щемящую грусть. Двери лифта шумно разошлись, и я покорно последовал за ней.

— Проходи, — сказала она, увидев, что я задержался на лестничной площадке. С большой неуверенностью, словно боясь незнакомой квартиры, я вошел в открытую дверь так, словно перешагнул порог аудитории, в которой мне предстояло сдать самый трудный в мире экзамен…

Быстро уйти все же не удалось. После вручения подарка я каким-то образом попал за стол и долго пытался начать пить горячий чай. В голове проносилось множество мыслей; я спорил с собой, ругал и жалел сам себя, просил потерпеть еще чуть-чуть, и все не решался взглянуть на нее.

«Ну что, Наташа, Наташенька! — выдохнул я, словно еще одну порцию горячего воздуха. — Сначала ты учила меня не бояться тебя, твоей красоты. Потом учила разговаривать с тобой, быть рядом, пребывать наедине. А теперь на прощание ты вот какой урок мне приготовила. Выпускной экзамен…» Горячая волна с новой силой подкатила к сердцу. И я уже не мог продолжать сидеть на одном месте. Я встал, подошел к окну. Взглянул в него. Но ничего там не увидел. Медленно обернулся и бросил взгляд на бокал, из которого все еще поднимался ароматный пар. «Чем скорее я его выпью, тем быстрее смогу уйти!» — достаточно здраво подумалось мне, и я принялся самоотверженно пить горячий чай.

— Можешь с пряниками, можешь с печениями, — предложила она. «Да это не важно, с чем!» — отреагировало у меня внутри, а снаружи я просто одобрительно хмыкнул. Чай медленно стал остывать и убавляться. Но внутри остывать даже не думало... «Ну, что же ты, а? У нее же все хорошо!» — попытался я успокоить сам себя. «Помнишь, раньше ты говорил, что если у нее появится любимый человек, ты как никто другой обрадуешься этому? А теперь-то что?» А теперь-то у меня не получалось, никак не получалось. И наверно, это огорчало больше всего. Но исправить что-либо не удавалось…

Вечер за окном густел. И я на всех парах готовился выйти к нему навстречу, словно из тесной, горящей клетки. Быстро надев тяжелые ботинки и куртку, я стал прощаться. Слегка держа ее нежную руку в своей, я говорил взволнованно, отрывисто и все не то, что нужно. «Скажи же ей самое главное! — закричал умоляющий голос внутри. — Ну! Пока она рядом. Может, ты ее никогда больше не увидишь!» Я собрал все свои силы, весь свой дух, даже приготовился зажмурить глаза, лишь бы это получилось... Вдохнул воздуха, и... В этот миг она отвлеклась, и мне пришлось выдохнуть в пустоту…

Вскоре я, наконец, вышел из подъезда. Почти вылетел. И мое несчастье вместе со мной. Лицо обдал свежий весенний ветер, и я стал жадно глотать его влажный воздух. Всюду текли ручьи из-под еще не растаявшего снега, и я зашлепал прямо по ним. Сердце бешено билось. Грудь жгли и обжигали все новые и новые потоки горячих эмоций. «Теперь я знаю, что такое быть угорелым!» — раздался ясный голос внутри. «И идиотом тоже!» — добавил другой, но я ни грамма не обиделся. Просто дальше было некуда. От всего этого кошмара хотелось куда-нибудь исчезнуть, убежать далеко-далеко... «А какая разница, куда бежать? — подумалось мне. — Все равно везде будет больно». Ощутив свою безысходность, я остановился. Быть может, для того, чтобы провалиться сквозь землю, а может быть, просто, чтобы заплакать.

Я поднял голову и оглянулся вокруг. Было уже темно, и огромное, могучее звездное небо распростерлось надо мной. Тысячи звезд сияли в темной вышине, и казалось, что все они смотрят только на меня. И каждая из них неслышно шептала: «Это нужно сделать». Высокие, безмолвные дома и сотни окон, в которых горел теплый домашний свет, твердили мне: «Это нужно сделать». Куда бы я ни взглянул, куда бы ни обратил взор свой, все мне говорило об одном и том же. «Но я не могу! Мне же больно!» — попытался возразить я всем сразу, но в ответ услышал лишь тишину, в которой звучала все та же убедительная просьба. Вокруг все притихло. Казалось, весь Мир, все Мироздание с любопытством смотрели на меня. И ждали. Я знал, я хорошо чувствовал, чего все ждут. Ведь и сам, где-то глубоко в себе, под вспыхнувшим пожаром безумных чувств, я тоже хотел этого. Я хотел, чтобы все было по-другому... Объятый грустью и мраком весеннего вечера, я поднял голову и бросил взгляд туда, где среди множества сияющих окон, должно было гореть их заветное окно. Далекий домашний свет в окне и теплый свет воспоминаний увлекли меня. Преодолевая последние преграды, я был готов разжать уста. От страха захватило дух, и волна напряжения охватило все тело.

— Будьте счастливы! — выдохнул я, и теплая слеза облегчения скатилась по левой щеке.

Андрей КАЗАК

ЭТО

был сон

Рисунок Елены Рябинской

Это было во сне. Да, наверное, во сне. Я больше не боялся любви. Я был влюблен…

Небо было слишком голубым, воздух — слишком пьянящим, а мир — слишком чудесным, чтобы поверить в это. Я не знал, что происходит со мной. Мне казалось, что я схожу с ума. Мне хотелось смеяться от какой-то необъяснимой радости, мне хотелось плакать от какого-то сладостно-щемящего, обжигающего чувства. И все это лишь потому, что я снова увидел ее. Мимоходом, случайно. Она была такая красивая. Я даже не знал, что на земле бывают такие. А я… я был все такой же — неспособный даже ходить и говорить нормально. Но это было не страшно, совсем не страшно. Пусть она даже не смотрит на меня, пусть она даже не знает обо мне — о Господи, впервые в жизни мне не было больно из-за этого, мне это было даже неважно. Ведь даже если бы я ходил и говорил лучше всех на свете, я бы все равно не смог подойти к ней, я бы все равно не смог ничего сказать ей. Нет, хотя бы просто видеть ее, хотя бы иногда — для меня и это было счастьем. Я даже не знал, за что мне это счастье.

— Боже мой! — кричал я небесам, — Боже мой, как же я был глуп! Я боялся любви, я всю жизнь боялся любви, я боялся даже думать об этом! Зачем? — говорил я себе, — зачем мне эта боль и эти страдания? Ведь меня все равно никто не полюбит, ведь я все равно никому не нужен!.. Я не хотел этого, я не хотел даже думать об этом. Буду думать о другом, буду думать об устройстве мира и тайнах далеких звезд, буду думать о чем угодно — лишь бы забыть о любви, лишь бы спастись от этой невыносимой боли, от этой муки…

А боли-то, оказывается, и нет! Боли нет — есть лишь счастье, такое большое, теплое, щемящее! Любовь не может причинять боль, какой бы безответной она ни была. Боль причиняет лишь то, что мешает нам любить. Ревность, гордость, эгоизм, непонимания и требования — вот наш истинный бич, вот то, что извечно затмевает солнце нашей любви и нашего счастья!.. Я просто не умел любить. Я слишком много требовал, я слишком много боялся. Боялся, что меня не полюбят, что я буду не нужен. Что кто-то другой для нее будет нужнее, чем я.

Но почему, почему я этого должен был бояться, Господи? Почему она должна меня любить? Почему я ей должен быть нужен, и нужен больше, чем кто-то другой? Почему? Разве я заслужил право требовать это? Разве это вообще можно требовать? О Боже, да не требовать я должен, а благодарить ее, благодарить до конца жизни за то, что она подарила мне это чудо — эти чувства, эти слезы, эти бессонные ночи, эти стихи и эти строчки. Это счастье…

Я даже не знал, что такое счастье может быть. Это было слишком прекрасно, чтобы быть реальностью. Это был сон. Увы, всего лишь сон. Я проснулся и понял, что ничего не изменилось, что я по-прежнему боюсь любви. Я боюсь, что та, которую полюблю, не будет даже смотреть на меня, на такого — ковыляющего на костылях, и это будет больно, слишком больно. А если и будет смотреть, и даже подружится со мной, я боюсь, что потом у нее появится другой, более достойный, и однажды она мне скажет: знаешь, я выхожу замуж… А если даже случится иначе, если даже однажды она меня назовет любимым, и обручальные кольца скрепят наш союз — даже тогда я буду бояться, всю жизнь бояться, когда она будет смотреть на других и улыбаться другим…

Да, ничего не изменилось в этом мире, хоть и прошли века, но я все тот же, и мы все те же, и также боимся любви, и также мучаемся и страдаем при каждом ее прикосновении, и все также гоним ее и ругаем, но не понимаем, почему, почему все так происходит в нашей жизни! И только лишь сон, тот мой чудный сон вновь и вновь воскресает в моей памяти, возвращая туда, где все может быть иначе, где можно любить, не боясь и не страдая. И я начинаю понимать, что не могу, не хочу так больше жить, что так просто нельзя жить! Надо научиться жить иначе и любить иначе — легко и просто, не требуя ничего за свою жизнь и свою любовь, не ожидая даже ничего, никакой награды. Просто жить и просто любить, любить и благодарить небеса за каждый миг этой жизни и этой любви…

Боже мой, как же я хочу научиться так жить и любить! И какой замечательной была бы жизнь, если бы мы все научились этому! И пусть мы все так далеки от этого, и считаем это утопией, вечно недостижимой мечтой, но каждый раз, вспоминая тот сон, я вновь и вновь повторяю: «Прости нас, Господи! Прости, что мы боимся любви и гоним ее. Прости, что не умеем любить и причиняем столько боли друг другу. Прости — и научи, научи же нас Любви, Господи!..»

Саша ИЛЬИН