И вновь мы пытаемся делать шаги навстречу жизни, такой непростой и все же прекрасной. И вновь у нас многое не получается, и порой мы падаем, но потом снова встаем, и снова протягиваем руки навстречу солнцу, шепча в затаенной надежде: «Солнышко, солнышко, подари нам хоть немножко радости и счастья!..»

Пригоршня

счастья











Дайте мне целую пригоршню счастья!

Наш 45-местный «Икарус» подъехал, наконец, с совсем уставшими от дороги, а потом и «стояния» в храме, паломниками к святому источнику.

Больные детишки и сопровождавшие их взрослые помаленьку, потихонечку начали спускаться с автобуса. Кто в коляске, подталкиваемой кем-то сзади, кто на костылях, кто просто с клюшкой в руке. И двинулись к отлогому овражку, где на фоне яркой зелени и полевых цветов струилась родниковая вода. Добравшись до святого источника, торопливо начали раздеваться, чтобы облиться из ведра обжигающе холодной, благодатной водой. За тем и приехали!

Над желобом со звенящей, искрящейся струей ярко светилась солнечными бликами иконка Пресвятой, чье имя и носит сам источник…

Танюшка — девочка уже большая. Ей тринадцать лет. Всё знает, всё умеет, и даже стихи пишет. И хоть с трудом произносит слова, но читает их сама. Одна лишь беда: словно новорожденную, ее еще носят на руках.

Ей очень хочется опустить свои слабенькие, бледные ножки в звенящий ручей, так чтобы они потом забегали, запрыгали, как в какой-нибудь волшебной сказке! И чтобы танцевать даже можно было.

А еще ей хочется набрать в ладошки чистой, изумрудной воды — животворящей, целебной, прямо из струи. И напиться ею немедленно.

И пусть святая, преблагая Вода омоет, очистит ее тело и всю-всю ее!

Но вот мама поднесла ее совсем близко к воде. Танюшка наклонилась лицом низко-низко. Как могла, протянула к воде ладошки и прошептала:

— О дай, дай мне целую пригоршню счастья, Пресвятая!

Это была ее самая главная молитва в тот день.





Алёнкина мечта

У Аленки расчудесные волосы. Светлые, пушистые, длинные…

Несколько лет назад она слезами и мольбами просила, чтобы их больше не укорачивали. Взрослые, бабушка с мамой, ей объясняли, что это, во-первых, сейчас не модно, а во-вторых, непрактично для девочки, которая и ложку-то как следует держать не может. А у них ни у кого нет лишнего времени, чтобы возиться еще и с ее волосами — заплетать их хотя бы в косички.

И все-таки она отвоевала их, свои волосы. Упрямая, настырная с детства (так о ней говорили взрослые), она не поддалась уговорам. Даже есть и пить отказывалась. А когда сказала, что у Пресвятой, наверное, тоже волосы были длинные, они уступили ей, взбалмошнице…

Теперь ей заплетает косы младшая сестренка. Не бескорыстно, конечно. Взамен Аленка помогает ей готовить уроки. Она хоть с первого класса обучается на дому, но прекрасно справляется со всеми предметами. Кроме письма, естественно.

Лицо у Аленки узкое, с острым упрямым подбородком. Лоб высокий, широкий, а под ним огромные синие глаза. Со своей пушистой косой она очень похожа на ту Аленушку, что на картине у Васнецова. Сидит та у воды и мечтает о чем-то…

У Аленки тоже есть мечта. Научиться заплетать свои косы самой.





Танец у дороги

Оля очень любит танцевать!.. Ну почему нам всегда хочется делать то, что мы не в состоянии делать? То, что не записано в нашей Книге Жизни — той самой, что хранится у ангелов на небесах…

Оля — красивая девушка. Как и многие «дцпшники», она сильно картавит, и ходит с трудом. Но ходит. «Передвигаюсь как-то!» — говорит она весело; девушка она, в общем-то, очень даже симпатичная. Обычную обувь она не носит, только специальную — огромные такие ботинки, больше похожие на детский игрушечный танк (нынче самые модные девушки носят такие). Они хоть и неуклюжи свиду, но Оле в них удобно и надежно. В другой обуви она часто падает, а в этой пока что ни разу не упала. Ну, разве только споткнется невзначай.

И вот с такими ногами Господь привил ей любовь к танцам. Эта любовь тайная, безмолвная. Но всё тайное в конце концов становится явным. И однажды Олина тайна всем открылась…

Ехали мы как-то на автобусе, долго-долго. Дорога наша шла через лес. С утра моросил непредвиденный дождик, но турпоездку с паломничеством по святым местам мы не стали отменять — когда еще в следующий раз удастся добиться автобуса!

Изрядно устав от сидения, мы решили слегка размяться. Остановились на какой-то безвестной лесной остановке, и сошли на шоссе под слабо моросящий дождь — те, кому дождь не страшен и даже приятен. Кто-то во всю мощь включил наш дорожный магнитофон. И закрутилась кассета с самой современной «дискотечной» музыкой.

И вот на блестящем, мокром от дождя асфальте весело задвигалась в такт музыке двадцатилетняя Оля. Не удержалась и наша Оля. Было выше всех сил устоять от соблазна! Раньше она делала это лишь дома, одна, — а теперь весело включилась в танец прямо у дороги, на глазах у всех! Дети и мамочки с восторгом следили за обеими Олями. А те, кто остались в автобусе, — все окна облапили глазами!

Мимо проезжали машины. С удивлением смотрели они на странный концерт, поневоле убавляя скорость.

А один водитель показал нам пальцем у виска…





Падать надо умеючи

Удивляюсь я: почему-то мальчики с ограниченными возможностями в движении падают чаще, чем девочки. В этом я убедилась за годы общения и дружбы с детьми-инвалидами — сначала в клубе «Добродей», потом в «Школе радости». Идешь, бывало, с кем-то из них рядом, или почти рядом, разве только чуть опережаешь сорванца (а они все такие, независимо от физического состояния), рассуждая о житье-бытье, о жизни, мечтая вместе о чем-то. Глядь — а его и нет. Лежит себе, барахтается на земле, в пыли (по асфальту они не любят ходить, а всё предпочитают сбоку, по дёрну), не может сразу подняться. Но реплики по теме продолжает давать, как ни в чем не бывало. При этом нос его может быть измазюкан: почему-то они сразу носом стыкуются с матушкой-землей. Но это лишь в крайнем случае. Падать они тоже научились, ибо всему можно научиться, живя на свете.

— А я умею падать, — радостно сообщил мне Олег Петров, когда ему было 10. — Еще не успев до конца упасть, я упираюсь руками в землю, балансирую и никак ее не коснусь лицом. Вот натренируюсь — тогда и грудью не буду задевать. У меня теперь руки стали наливаться силой. Только почаще надо падать!

Приблизительно такими же словами поделились со мной своими навыками и Андрей Кабуркин, и Олег Степанов, и Игорек Атаманов. Вот только Андрей Ершов никогда не расстается со своими костылями, и падать ему не приходилось.

Вот и теперь… только что шел рядом со мной человек — и нет его!

Но попробуй ему предложить помощь — наотрез откажется. «Я сам, сам!» — крикнет, сколько бы ему ни было лет: пять, десять, или двадцать пять. И правда, встает, долго не валяется…

Годы идут, ребята взрослеют, становятся юношами, молодыми людьми. Недавно один из них с болью в голосе сказал мне:

— Знаете, Галина Федоровна, чего бы я больше всего хотел на свете? Протянуть красивой, здоровой девушке свою мужественную руку и помочь ей сойти с троллейбуса. Как бы я этого хотел! Знал бы кто…

Я — знаю.

Галина ЗИМИНА



Рисунок Елены Рябинской

Жить

хорошо


(сказка-быль)

Она шла, осторожно ступая босыми загорелыми ногами по мягкой пушистой траве. Высокая трава осуждающе покачивала ей вслед верхушкой, а затем снова выпрямлялась и застывала. Она часто нагибалась, что-то находила в траве и осторожно брала в руки. Это были цветы. Она ласково трогала загорелыми пальцами их бархатистые лепестки и страстно прижимала к губам, вдыхая вместе с пыльцой сладкий аромат. И тогда смуглое загорелое лицо ее, на котором как бы навечно застыла тоска и настороженность, освещалось каким-то нежным внутренним светом, словно маленькое солнышко было спрятано в ней, и лучи его проступали на лице…

Узкая тропинка привела ее к реке. Она остановилась, прислушиваясь к чему-то. Затем наклонилась и ласково погладила мягкую траву — словно хотела узнать, какая она, трава…

Осторожно, будто не решаясь, села. Руки с цветами тихо легли на колени. Огромные глаза неподвижно остановились на реке. Девушка слушала реку. А та продолжала бесконечный рассказ о длинной, однообразной своей жизни. Она не помнит, когда появилась на свет, но с тех пор все течет и течет, как сама жизнь. И когда этому конец — она и сама не может сказать. Но хоть то хорошо, что она видела землю, мир…

Девушка слушала ее плавную, тихую речь и дивилась: «Река видела землю! Какая она, земля?» Но монотонный рассказ реки наскучил, и девушка обратилась к птичке, что пролетала в этот момент над рекой. Звонкий голос ее серебристо резал вокруг воздух. Она пела: «Жить хорошо, жить хорошо!»

Проследив взглядом за удаляющейся песней, девушка вновь прислушалась к тишине.

Но тишины не было. Река рассказывала новые подробности о своей жизни. Чуть слышно ветер-дружок заговорщически что-то шептал, вероятно, соглашаясь с рекой. Где-то кузнечик в траве стрекотал, и кто-то вторил ему низким жужжанием. А там кто-то третий в траве зашуршал — к певцам подбирается.

«Какие они? Интересно, какие они?..» — осторожно провела загорелой рукой по траве. Ах, она вспугнула их, они замолчали. Но ненадолго. Снова жужжанье и стрекотанье. Чуть в стороне слышится писк. Поют в разнобой и неслаженно, но поют об одном: жить хорошо.

Большая мохнокрылая бабочка присела на минутку на русую голову.

— Дай я тебя осмотрю, — молвила девушка и потянулась к ней. Но бабочка-умница ей ответила:

— Жить хорошо! А еще неизвестно, что будет, если ты меня возьмешь в руки, — и улетела. Выгоревшие на солнце волосы печально взметнулись ей вслед…

Солнце улыбалось полянке, загорелой светловолосой девушке на берегу.

— Какое оно, солнышко? — подумала она и повернула грустное лицо к горячим лучам.

Не увидела. Солнце не любит, когда на него смотрят в упор. Но поняла: солнце — это замечательно.

— Жить всем хорошо! — строго говорит ей солнышко. — И все, что ты знаешь, чувствуешь, видишь — это мое. Ты тоже — мое. Жить хорошо!

— Да, я знаю, я чувствую: жить хорошо. Я рада… — страстно шепчет девушка, глядя вдаль… неподвижным взглядом.

Она была слепа.

Галина ЗИМИНА